Советский режиссер Иван Пырьев, который снял множество знаковых советских фильмов, включая киноленты «Трактористы», «Кубанские казаки», «Идиот» и другие, прожил интереснейшую жизнь.
О том, как внука воспитывал крепкий сибирский старообрядец, как Пырьев подростком едва не зарубил отчима в гневе, и, как он пытался попасть на передовую в годы Первой мировой войны, мы написали в первой части повествования. Теперь же речь пойдет о юности Ивана Пырьева, которая тоже очень непростой.
Итак, в 16 лет Иван попал на фронт, где его определили к 32-му Сибирскому стрелковому полку, а именно – в музыкальную команду. Капельмейстер оркестра, добрый старик в чине штабс-капитана, принял парня хорошо, дал ему корнет-а-пистон, на котором пришлось учиться играть.
Оркестр часто играл на офицерских вечерах, собраниях. Иван по ночам переписывал ноты, а днем репетировал. Но на одной из репетиций к парню подошел взрослый усатый музыкант и сказал: «Вань, зря ты так надуваешься во время репетиции, грыжа будет».
Иван Пырьев сильно испугался неведомой болезни, и играть отказался. В ответ на это фельдфебель сильно рассердился, дал Ивану пощечину и доложил об отказе музыканта обучаться адъютанту. Пырьева отчислили из оркестра и отправили под конвоем в Минск.
Там будущий режиссер попал в приют для добровольцев, который располагался в двухэтажном доме. Сюда со всего западного фронта собрали добровольцев, не достигших 17 лет. Кого тут только не было – гимназисты, крестьянские сыны, беспризорники. Драки тут шли круглосуточно.
Ивану в первую же ночь приклеили к пятке бумагу и подожгли. Парень проснулся от жуткой боли и всеобщего хохота. Но после этого он стал для них своим.
— Подговорив нескольких мальчишек, я организовал побег. Бежали ночью через окно, захватив с собой хлеб и сахар. Шел я лесами по Белоруссии к фронту, к родному 32-му Сибирскому стрелковому полку, — вспоминал Иван Пырьев.
Адъютант сильно удивился появлению изгнанного музыканта, но за настойчивость и преданность взял обратно в полк в команду конных разведчиков, потому что Иван умел ездить верхом с ранних лет.
Вскоре во время ночного столкновения с немцами Пырьев получает ранение в ногу, и попадает на два месяца в лазарет. Там ему вручают Георгиевский крест 4-й степени. Вместе с новым другом Колей Вадимовым после выздоровления Иван Александрович отправляется в 9-й Сибирский стрелковый полк, который в те дни занимал позиции у Тирульских ворот у Митавы.
1917 год. Март. Позади Февральская революция. Император оставил престол. На фронте – митинги и массовые братания. Здесь еще стреляли, случались мелкие стычки с немцами.
В апреле немцы неожиданно переходят в большое наступление. Впервые был применен массированный налет авиации, плюс продолжались обстрелы крупнокалиберной артиллерии. Фронт прорвали, началось паническое отступление, и Пырьев со своим товарищем оказался сначала в Риге, а потом они вместе голодные, полураздетые на крыше поезда добрались до Петрограда.
— Три дня мы бродили по большому, красивому, но абсолютно чужому для нас городу. Ночевали на Варшавском вокзале, питались чем придется. На четвертый день завербовались в «батальон смерти». Нас хорошо одели, накормили и вместе с другими «смертниками» отправили в Дерябинские казармы на Васильевском острове, — писал Пырьев.
В июле батальон, где был Пырьев, дали название Ревельского десантного, его лично осмотрел Керенский, и потом батальон отправили в Ревель, а затем на острова Даго, Моон и Эзель.
На Эзеле батальон вел ожесточенные бои с немцами. Иван Пырьев вместе с Николаем Вадимовым и еще 13 бойцами по заданию взорвали ночью трехверстную дамбу, которая соединяла остров Моон с Эзелем. В ответ немцы устроили тяжелый обстрел. Несколько человек погибли, а Иван получил серьезное ранение.
Он попал в эстонский лазарет Ревеля, где получил вторую награду – Георгиевский крест 3-й степени, после чего его эвакуировали в Москву долечиваться.
— Там, в Воскресенском лазарете на Мясницкой улице я из окна наблюдал Октябрьскую революцию, бои с юнкерами за телеграф. Когда красные заняли лазарет и увидели у меня Георгиевский крест, то подумали, что я юнкер, и хотели выбросить на улицу, но медсестры отстояли меня, — вспоминал режиссер.
В мае 1918 года, еще не оправившись от ран, Пырьев выписался из лазарета и отправился домой в Сибирь. Но доехать смог только до Екатеринбурга, так как по всей сибирской железнодорожной магистрали шли бои с белочехами. Тут начали формироваться отряды красногвардейцев. В один из таких отрядов вступил будущий режиссер. Это был отряд анархистов-максималистов.
— Они мне нравились вовсе не за идеи, а за то, что у каждого было много оружия. Кавалерийские карабины, мазеры и кольты, — говорил Пырьев.
Ксения Рябинкина: царица советского кино и кумир Болливуда