Прасковья Лейкина-Горшенина рано осиротела и попала в семью неродного деда. Второй муж её бабки внучку не любил. Считал лишним ртом. Когда в доме загорелась крыша, он заподозрил Прасковью в поджоге и стал настаивать, чтобы её отдали в приют.
Хорошо, что у неё была и другая бабушка. Она приютила внучку, разучила с ней песни и научила плясать. Так, они они и ходили по сёлам и весям … , зарабатывая на кусок хлеба. Когда бабушки не стало, благодаря хлопотам одной влиятельной вдовы Прасковья оказалась в приюте, где ей дали новое имя — Лидия Русланова.
Потом была Саратовская консерватория, где два года она училась оперному вокалу. Но душа просила русских песен. Лида бросила учёбу, устроилась медсестрой в санитарный поезд и вскоре стала женой белого офицера. Вместе они были всего год. После революции муж спешно оставил Лиду и ушёл «к своим» за Дон.
Уже тогда в свои восемнадцать она колесила по фронтам с репертуаром народных песен. И вскоре снова пошла под венец. Избранником оказался сотрудник ВЧК Наум Наумин. Вместе они переехали в столицу.
Время было тяжёлое. “Лишенцы” почти за бесценок продавали старинные украшения, редкие книги… Русланова увлеклась антиквариатом. В конце 20-х супруги разошлись, и это спасло её от ареста. Ведь вскоре Наумина расстреляли.
Писатель Михаил Гаркави был страстным собирателем старинных ценностей и эталонной живописи. Он-то и стал третьим избранником артистки. “Хобби” пары требовало баснословных денег, но Русланова работала как вол. Давала по 5-6 концертов в день.
К началу 30-х её дом в центре Москвы напоминал музей. Она спала на огромной кровати шесть квадратных метров, которая ранее хранилась в Зимнем дворце и принадлежала Екатерине Великой. В комнате стоял диван с покрывалом из чернобурок. А ещё певица собирала ковры и гобелены ручной работы, имеющий историческую ценность. Но коллеги ей не завидовали. Фёдор Шаляпин как-то заметил:
Лида пашет, как каторжная лошадь.
Всю Великую Отечественную Русланова с концертными бригадами выступала на фронте. Стоя на грузовике, пела для солдат на лесных полянах, в окопах, холодных клубах осаждённого Ленинграда… А часть своих немалых гонораров перечисляла на нужды армии.
В 1942 состоялась её судьбоносная встреча с ближайшим соратником Георгия Жукова, генералом-майором Владимиром Крюковым. Для 42-летней певицы он стал самой большой любовью… и четвертым мужем. После Победы на несколько месяцев его оставили служить в Берлине. Супруги получали зарплату немецкими деньгами. И скупали «трофейные» ценности в немеренном количестве.
Через год Жуков впал в немилость. Его соратников стали арестовывать. Владимира Викторовича сия чаша тоже не минула. Может быть, Русланову и не тронули, но Сталин посчитал её арест вынужденной необходимостью:
Иначе с базарным характером она за своего «генеральчика» по кирпичику Кремль разнесёт…
Певицу лишили боевого ордена Отечественной войны первой степени. И дали десять лет лагерей. Имущество конфисковали. Всё, кроме бриллиантов, которые она скрывала.
Допрос был с пристрастием. Она терпела до последнего. Только когда её отвели в пыточную и сказали, что сейчас сюда приведут её старенькую няню и 11-летнюю дочку Крюкова, певица сдалась и нарисовала план.
Она пыталась доказать следователям, что приобрела все эти богатства на собственные гонорары. Но так и не смогла чётко объяснить, почему стоимость изъятого превышает официальные доходы.
В августе 1953-го, уже после кончины вождя, Лидию Русланову и Владимира Крюкова освободили и полностью реабилитировали.
После заключения муж почти полностью утратил здоровье. Передвигался с трудом. Чтобы купить для него автомобиль, певица снова стала гастролировать.
Через полтора месяца после заключения дала свой первый концерт. Билетов было не достать. Возле зала Чайковского конная милиция заполонила всё пространство. По распоряжению руководства страны выступление транслировали по радио.
Супругам удалось купить дом в подмосковном Переделкино. Им даже частично вернули конфискованные имущество, но заниматься коллекционированием Русланова больше не хотела.
Летом 1959 она овдовела. Горе переживала остро и на год ушла со сцены. А потом снова вернулась в строй и выступала до последнего дня. В сентябре 1973-го Лидия Андреевна ушла от сердечного приступа.
Говорят, что самый большой стыд в своей жизни она испытала, когда впервые попала в лагерь и вошла в барак. Она долго смотрела на обездоленных людей, а потом тихо произнесла:
Боже мой, как же перед народом стыдно…
Екатерина Варнава выразила свою поддержку Лии Ахеджаковой: Сестры в солидарности