Они пережили репрессии близких и рисковали, спасая детей репрессированных. Несколько раз теряли почти всё. Преодолевали трудности. Победили… Но их потомков словно настигли все их беды.
Как жили «Небесный тихоход» Василий Меркурьев и Ирина Мейерхольд и какие тайны их судьбы мы не знали или забыли?
Лицо и изнанка славы
«Небесный тихоход», «Москва – Кассиопея», «Двенадцатая ночь», «Золушка», «Летят журавли», «Верные друзья» – лицо Василия Меркурьева, снявшегося в этих известных советских фильмах, кажется, знакомо с детства всем. Не красавец, он запоминался часто манерой держаться. В этой манере было столько самоуверенности, что чудилось – за ней стоит жизнь обласканного властями артиста, обладателя государственной дачи в приятном месте, завсегдатая актёрских санаториев.
Трудно представить, что на самом деле большую частью жизни Меркурьева составляли хлопоты о родственниках репрессированных, о начинающих творческий путь актёрах, о ком угодно, кроме себя, и ради людей, собранных им вокруг, он работал на износ. И того было, конечно, мало: его жена должна была взять на себя хлопоты обо всей этой толпе подопечных, и она взяла. Потому что они были два сапога пара, Василий Меркурьев и Ирина Мейерхольд.
Из лавочников да в актёры
По легенде, фамилия их пошла от грека Меркурия, купца, который осел на Псковщине, в городе Острове, в восемнадцатом ещё веке. Женился на местной то ли шведке, то ли эстонке. Отец будущего актёра, как и он сам – Василий, держал свою лавку: торговал дёгтем и снетком. Снетки – это крохотная серебристая рыбка, которая была популярным лакомством. Рыбёшек, которых на мужской ладони помещалась разом дюжина, солили в крепком соляном растворе высушивали в горячей печи. Дёготь товар был тоже популярный. Тем не менее, то и другое было страшно дёшево, и семью Меркурьевых богатой назвать было нельзя: отец, мать и шестеро детей ютились в довольно маленьком домике.
Мать, кстати, была «немкой», иммигранткой из Швейцарии. Её брат Генрих нашел себе в Санкт-Петербурге хорошее место, и Анна приехала с ним вместе. Очень быстро тоже нашла себе работу, экономкой у помещика. Но надолго не задержалась, вышла замуж за лавочника Меркурьева. Василий-младший был их четвёртым ребёнком.
Быть может, пока он учился в школе, родители видели его будущим если не лавочником, то приказчиком в лавке. В те годы сыновья чаще всего зарабатывали примерно тем же, что и отцы. Но революция круто всё изменило. И лавочником стало быть небезопасно, и вдруг оказалось, что выбрать профессию мечты легко. По крайней мере – в городах. И шестнадцатилетний Вася Меркурьев выбрал себе такую профессию. Он пошёл актёром в местный театр.
Карьера его задалась. Уже очень скоро он стал помощником режиссёра, а потом – директором театра в соседнем Новоржеве. На этой должности случались казусы. Например, когда пьяный артист сорвал спектакль, толпа зрителей – преимущественно пролетарского происхождения – в гневе бросилась к директору. Опасаясь быть чуть ли не на клочки разорванным, молодой директор спешно бежал в окно. Когда вскоре комсомол предложил ему путёвку в Ленинград, на обучение в Институт сценических искусств, согласился не раздумывая. Подальше от директорской головной боли и поближе к знаменитым российским театрам – как было не поехать?
Дочь легенды
Ленинград двадцатых кипел идеями и экспериментами. Меркурьев наслаждался учёбой, разговорами, премьерами. В это время в новой столице, в Москве, переживала крутой семейный поворот девушка, которой суждено было стать единственной любовью его жизни. Её звали Ирина. В 1921 году их с мамой как раз покинул отец, человек яркий, знаменитый, легенда театрального мира – Всеволод Мейерхольд. Кстати, один из прототипов Карабаса Барабаса: современники Алексея Толстого моментально узнали в манере Барабаса засовывать длиннющую бороду в карман жест Мейерхольда. Только у реального режиссёра вместо бороды был длиннющий шарф.
Семья осталась без кормильца – и шестнадцатилетней Ирине, только поступившей было учиться в ГВЫРМ, пришлось искать работу. Она устроилась делопроизводителем в Центропечати. ГВЫРМ, кстати, это Государственные высшие режиссёрские курсы – пошла по стопам отца. Собственно, и преподавал ей отец, что делало ситуацию сложной. Но она его всё равно любила, несмотря на горе матери, на пошатнувшееся финансовое положение… Чтобы не привлекать внимания к родству, в театральном мире она была половинкой от Мейерхольда – просто Хольд. Ирина Хольд.
В двадцать девятом году она уехала в родной Питер, то есть теперь уже Ленинград. В тридцать четвёртом – столкнулась с Василием. Ей двадцать девять, она – состоявшаяся актриса и режиссёрка, только что перешедшая на преподавательскую деятельность в Институт сценических искусств. Ему – тридцать, у него съёмки в очередном фильме, но кинозвездой его пока не назовёшь. По меркам своего времени они были не очень молоды: имели право, взглянув друг на друга, сказать «Ждал тебя всю жизнь». Может, так и сказали. Никто не знает.
То есть как – ждал. За плечами одного был гражданский брак, с актрисой. У другой, скорее всего, было несколько уже романов. Но с момента, когда они встретились, для них больше не было никого. Мало кто умеет распознать свою судьбу. А они сумели и не ошиблись.
Страшные годы
Тридцать седьмой год прошёл мимо счастливой семьи – Василия, Ирины и появившейся в тридцать пятом на свет малютки Ани. Несчастливым стал для них тридцать девятый. Беременная Ирина узнала об аресте отца (вскоре его расстреляют), Василий – о том, что взяли брата, Петра, отца троих детей (тоже вскоре погибнет в тюрьме). Это значило не только то, что в семье случилось горе – под всеми родственниками репрессированных становилась непрочной земля.
Несмотря на это, по согласию с родной своей Ирочкой Василий берёт к себе троих племянников, детей Петра: Виталика, Женька и Наташу, все мал мала меньше. Теперь им всем шестерым (а вскоре и семерым) надо как-то выжить: родственникам политзаключённых, а в случае с Василием – ещё и с заграничными контактами (его дядя Генрих уехал после революции на родину, а с ним – брат Василия, Евгений, композитор). Ирине досталось поднимать детвору: кормить, обстирывать, утешать, лечить, воспитывать. Кое-как ей мог помочь только самый старший племянник, ему уже было девять. Значит, хвататься за любую работу, бесконечно искать деньги на детские ботинки, простынки, кашу, молоко, добывать и сами товары – это всё брать на себя Меркурьеву.
Только приладились, только примерились, только притёрлись, грянуло страшное – Великая Отечественная.
Театр Меркурьева – тех, кто не оказался на фронте – эвакуировали в Новосибирск. Там снова Меркурьев искал и находил работу – по очереди руководил двумя театрами, играл и сам. Нашла себе работу и Ирина. Только в сорок пятом вернулись они все в Ленинград; их приютила в своей квартире знакомая актриса. К тому времени умер, кажется, последний из братьев Меркурьева из оставшихся в России – Александр. Он был директором хлебозавода в блокадном Ленинграде. Он умер от голода. Наверное, это много говорит о закваске Меркурьевых.
После Победы жизнь пошла налаживаться. Ирина с Василием вывезли из Новосибирска в Ленинград труппу молодых, ими только что подготовленных актёров. Из этой труппы создали театр в Выборге, но до того актёры жили у своих учителей, то есть – у приютившей их Ольги Лебзак. У самой Ольги были муж, ребёнок, мать; в трёшке с комнатами по пятнадцать метров им жилось отлично. Но с Меркурьевыми, их оравой детей (куда добавился рождённый в эвакуации мальчик Петя) и их учениками в квартире стало людно, как на вокзале.
В соседней квартире, просторной – восемьдесят квадратом, жил основатель ленинградского ТЮЗа, Александр Брянцев, человек уже пожилой. Как-то раз он попросил Ирину передать Василию – пусть после театра зайдёт к нему поговорить. Поздно вечером, практически ночью, Меркурьев постучался к Брянцеву дверь. «Переезжай к нам», – сказал Брянцев. «Сейчас». И прямо ночью состоялся обмен: Брянцев с женой – к Лебзак, Меркурьев со своей оравой – к Брянцеву.
И тут, в сорок седьмом, как гром с неба – Ирине припомнили отца. Уволили со всех работ с волчьим билетом: с руководство студией самодеятельности в ДК, из театра в Выборге. Василию, звезде недавно вышедшего на экраны патриотичного и популярного «Небесного тихохода», решили ничего не делать. На двенадцать лет Мейерхольд, талантливая актриса, режиссёрка, преподавательница, оказалась заперта в домашних делах – крутилась как белка в колесе (хорошо ещё, ученики потихоньку разъехались – но дети остались).
Василий снова работал за двоих, даже за троих – в общем, чтобы дома не было голодных, раздетых, разутых. И притом никто из детей позже не вспоминал детство как трудное, а родителей иначе, как весёлыми, добрыми, дружными. Сколько же надо было этим двоим силы!
Детей к тому времени при них было восемь. Трое своих. Трое – Петра Меркурьева. И двоих подобрали в эвакуации – потеряшек. Правда, последние не задержались. Меркурьеву вскоре довелось быть приглашённым на передачу на радио. Он рассказал об этих детях – и передачу услышала их мать. Невозможно даже представить, какой была эта встреча в годы, когда тысячи потерянных детей почти были уверены, что родителей не увидят никогда, и тысячи родителей, казалось, лишились шанса найти след своих малышей…
След
Всё наладилось после смерти Сталина, конечно. До того времени сильно помогли продержаться три Сталинские премии Меркурьева – за кинороли. Премии были второй степени, но их обладателю было легче отбивать угрозы и подозрения, и деньги оказались далеко не лишними. Пошли они не только на большую семью: Василий Васильевич готов был помогать каждому, кто оказался в беде. Прятал детей ещё одного репрессированного друга на своей даче, например – а значит, кормил и их тоже, а к тому же рисковал своей головой и всеми своими родными.
В пятьдесят девятом, после посмертной реабилитации отца, Ирина Всеволодовна вернулась к карьере. К тому времени детям было уже от шестнадцати до двадцати четырёх лет – множество хлопот и забот с плеч. Скорее, уже сами подросшие дети были помощниками маме с папой. Совместно с мужем Ирина Всеволодовна руководила студией. Вернулась к преподаванию в институте.
Преподавал и Василий Васильевич. Отдельной их гордостью была ингушская студия при ЛГИТМиК – её выпускники создали Ингушский государственный драматический театр в родной республике. За это позже Мейерхольд получила звание заслуженной артистки Чечено-Ингушской АССР.
Меркурьев умер в семьдесят восьмом году, от приступа уремии, в разгар подготовки к новому спектаклю – он должен был сыграть Рембрандта в постановке жены. Мейерхольд пережила его на три года. Трудно представить, но на семью, сумевшую выжить в годы репрессии и Великой Отечественной, потом свалилось много страшных бед.
Сын Пётр стал музыковедом, музыкальным журналистом и, конечно, актёром. Две его роли были особенными: он играл в разных фильмах своего знаменитого деда, Всеволода Мейрехольда. Он, увы, не дожил и до семидесяти – опухоль мозга. Но память о себе оставил яркую. Снимался в «Достоянии республики», «Москве – Кассиопее», «Звезде пленительного счастья», «Ревизоре», «Мы из джаза», «Забытой мелодии для флейты» и многих других популярных картинах.
Стал актёром и сын-племянник Евгений Меркурьев. Больше всего его помнят по ролям в детективных сериалах девяностых и нулевых, особенно – бандита Арсена, главного противника сыщицы Каменской. Увы, в 2007 году Евгений Петрович трагически погиб во время зимней рыбалки на Ладожском озере. Его не выдержал лёд. Его брат Виталий, выпускник мореходки, тоже погиб трагически, хотя подробности неизвестны.
Анна Меркурьева стала кандидатом химических наук, а её дочь Ирина – фотографом. В нулевых дочь Анны также снималась в сериалах, например, была экспертом Ириной в «Попытке в бегству». В 2011 году её сбил на пешеходном переходе, посреди Литейного проспекта, лихач. Травмы она получила страшные. Её дочь Софья, невероятно молодая тогда, и врачи долго боролись за жизнь Ирины, но она ушла в 2013 году. Её мать этого не увидела – она умерла в 2006.
Екатерина Меркурьева, любимая дочка Василия Васильевича, с молодости страдала тяжёлой депрессией. В какой-то момент вдруг перестала вставать с постели, ходить на работу… Жизнь её из-за болезни (ей в конце концов поставили диагноз шизофрения) сложилась непросто, и со временем она скатилась в настоящую бедность. Долгое время её поддерживала племянница Ирина – пока была жива; постоянно на связи с ней её двоюродная сестра и воспитанница её родителей Наталья.
Спустя годы: ретроспектива судеб актрис из «Место встречи изменить нельзя».