Юрий Никулин и его собака-пришелец

Кутя, от появления которой трезвели гости и замирали поклонники, которую упоминал на сцене великий артист и которая имела одну странную привычку…
К собакам у Юрия Никулина всегда было, как говорится, особое отношение. Ну кто, к примеру, на войне будет думать о бобиках? А Никулин думал. Он так скучал по своей любимице, английскому той-терьеру Мальке, что просил родных присылать на фронт её фотографии. Потом были другие псы — очень разные: такса, спаниель, ризеншнауцеры (один из ризенов даже охраняет покой Юрия Владимировича на Новодевичьем кладбище)…

Но про одну из никулинских собак хочется рассказать отдельно.

9 мая 1980 года к сыну Никулина на улице прибился перепуганный фокстерьер. Максим до самого вечера пытался найти хозяина, но безуспешно — никто в шумной, ликующей, празднующей 35-летие Победы толпе ничего не знал о потеряшке. Бросить трясущуюся собачонку юноша не смог — взял с собой в такси и поехал домой. Будет родителям сюрприз.

Около подъезда Максим старался не шуметь — время за полночь. Тихонько закрыл дверь машины, шикнул на фокса и стал расплачиваться с водителем…

— Откуда собака? — строго вопросили сверху.

Максим поднял голову. На никулинском балконе стоял, собственно, сам Юрий Никулин. «Сюрприз» не удался.

В тот вечер в квартире Никулиных было оживлённо — Юрий Владимирович принимал гостей. К появлению Максима кто-то уже разошёлся по домам, кто-то уснул. И лишь сосед по лестничной площадке, доктор философии Фролов, оживлённо спорил с артистом цирка Альперовым о природе смеха и о том, правы ли на этот счёт релятивисты.

Как вы понимаете, для обсуждения релятивизма нужно сначала дойти до определённой «кондиции». Фролов и Альперов справились с этим настолько успешно, что в ход пошли самые увесистые аргументы — вроде «Не будем о релятивистах! Это отсталые, дикие люди!».

Правда, при появлении Максима с собакой спор как-то резко затих. Доктор Фролов странно посмотрел на фокса, встал и ушёл к себе.

На следующее утро уважаемый философ позвонил Юрию Никулину и извиняющимся тоном объяснил своё неожиданное исчезновение:

«Юра, милый, мы вчера так хорошо выпили, что в какой-то момент мне показалось, что по дому уже собачка бегает. Я понял, что допился не до белочки, но до собачки и надо срочно идти домой».

А собачка оказалась девочкой и получила кличку Кутя — сокращённое от слова «кутерьма». Максим для проформы пообещал родителям, что продолжит искать хозяев. Но, естественно, никто никого искать в итоге не стал, и следующие 13 лет Кутя провела в семье Никулиных.

Характер у Кути был, как говорят знатоки породы, «типично фокстерьерский» — активный, игривый и шкодный. Едва появившись на собачьей площадке, она принималась наводить суматоху, и через некоторое время обязательно начиналась драка. Причём сама Кутя в ней не участвовала — свою задачу она видела только в том, чтобы организовать заварушку.

Хотя фокстерьер — охотничья порода, Кутя временами демонстрировала задатки охранника. Её невероятно раздражало, если из никулинской квартиры кто-то что-то пытался вынести. Неважно, что именно. Распространялось это и на людей, которые приходили к Юрию Владимировичу за автографом. Стоило счастливому поклоннику, прижимающему к груди подписанную книгу или фотографию, двинуться к выходу — Кутя тут же с грозным лаем вставала между ним и дверью. Нечего добро из дома растаскивать!

А однажды Кутя даже стала героиней пьесы.

Юрий Никулин близко дружил с Ростиславом Пляттом. И когда эти двое встречались, дело просто не могло обойтись без шуток и розыгрышей. Однажды Ростислав Янович достал для Никулиных билеты на спектакль «Дальше — тишина». Он всегда шёл с аншлагом, попасть в зал было очень сложно, даже если ты родственник народного артиста. А тут — такая радость, билеты на всю семью!

Перед спектаклем Плятт спросил Никулина: «Кого из твоих вставить в пьесу?».

«Вставь Марию Петровну, тёщу», — не задумываясь, ответил тот.

И вот — разгар драматического монолога. Ростислав Янович — по сюжету состоятельный американский старик — подходит к окну и, не меняя интонации, говорит:

«Противный дождик все еще идет. А бедная Мария Петровна выгуливает собачку Кутю».

А затем продолжает говорить по тексту пьесы.

Плятт ввернул фразу про Марию Петровну и Кутю настолько искусно и органично, что зал не заметил подвоха. И только никулинская тёща буквально подпрыгнула в кресле.

«Юра, Таня, что он сказал? Это что, про меня? И про нашу Кутю?» — тормошила она дочь и зятя. А супруги Никулины молча тряслись от смеха.

Говорят, Юрий Владимирович полушутя, полусерьёзно называл Кутю «пришельцем» — за её необычную привычку. Она запрыгивала к артисту на колени, подносила морду к его уху и начинала урчать — как будто пыталась сказать что-то на инопланетном языке.

Вот так маленький фоксик умудрился наследить в советской культуре и жизни народного артиста Никулина